wordРаспечатать для распространения

Утрата: ушел из жизни В.М. Песков

Василий Михайлович Песков прекрасно знаком едва ли не всем. Писатель-очеркист, журналист, великолепный фотограф и путешественник. Бессменный автор колонки «Окно в природу» в «Комсомолке», а также ведущий любимой многими телепередачи «В мире животных» (с 1975 по 1990 гг.). Его очерки и фотоальбомы для сотен педагогов по всей стране стали готовыми пособиями — эталоном того, как надо знать и любить родную речь, родную природу, родную страну. И вот — страшная новость: после продолжительной болезни Василий Песков покинул нас на 84 году жизни. В память о замечательном человеке предлагаем вам отрывки из его путевых заметок «Белые сны», где Василий Михайлович рассказал о своем путешествии в Антарктиду, на станцию Мирный в 1963 г.

В.М. Песков. Белые сны

В кабине летчиков все склонились над картой. Проходим «точку возврата». Ровно половина пути от места взлета места посадки. Из этой точки, случись что-нибудь, мы еще можем вернуться к Новой Зеландии. Но еще десять минут полета, и вернуться будет нельзя, не хватит горючего. Теперь, что бы ни случилось – только вперед. «Точка возврата»… Записываю в блокнот два этих слова. У каждого человека в жизни бывает такая точка. Как важно и как трудно бывает иногда сделать один только шаг к этой точке, шаг вперед. Сделал – и уже нельзя оглянуться. Только вперед, навстречу судьбе. И не всегда впереди ожидает тебя удача…

Мы сейчас без колебаний проходим возвратный рубеж. На американской базе Мак-Мёрдо нам посулили погоду и хорошую полосу для посадки.

Самый трудный участок пути. Океан без единого острова. Семь часов океана. В бинокль видны барашки холодных волн, на спинках кресел висят спасательные оранжевые жилеты. Кто-то из ребят примеряет эту одежку.

– Надежная штука?

– Надежная, но лучше на воду не садиться, – откровенно улыбаются летчики.

Тут в прятки никто не играет. Люди, сидящие в креслах, не раз встречали опасность и хорошо понимают: случись авария, такой жилет – все равно что соломинка утопающему. Ни души на тысячу километров.

Коля повернул ручку настройки, вызвал идущий впереди самолет.

– Как там у вас?

– Хорошо. Сейчас по расчету должна показаться…

Все уже приготовили шапки и рукавицы. Достали черные очки. И вот первый знак Антарктиды – ледяная гора!

– Айсберг, айсберг!

Стрекочут кинокамеры. Два айсберга проплывают внизу. Вот их целое стадо. Еще минут двадцать полета – и сначала на локаторе, а потом уже просто в стекло в солнечном дыму виднелись белые гребни. Антарктида!

– Ну вот, сбылась мечта идиота. Прилетел в Антарктиду, – громко говорит сзади меня Герман Максимов. За грубоватой шуткой парень скрывает волнение. Он из породы бродяг-романтиков и, конечно, ждал этой встречи.

Битый лед. Потом сплошной лед. Справа горы. Шапки из снега, внизу бурого цвета земля. Снижаемся. Слева проплыл огромный уснувший вулкан Эребус. Прямо по курсу – три небольших корабля. Американские ледоколы пробиваются к базе. Трещину за кораблями уже облюбовали тюлени. Вылезли на солнышко из воды, поднимают морды навстречу низко летящему самолету.

Черная гора. У подножия – россыпь полярных домишек. Букашками ползают тракторы. Километрах в пяти на белой равнине – аэродром: крестики самолетов, красные вертолеты и люди, следящие за нашей посадкой. Американская база Мак-Мёрдо.

<…>

От Мак-Мёрдо до Мирного, если измерить карту линейкой, семнадцать сантиметров. Наш самолет пролетает три сантиметра за час. Прибавим ветер, который мешает лететь. Все равно за шесть часов одолеем огромный кусок Антарктиды. Невозможно даже представить себе пешего человека на этом пути. А ведь ходили, и не очень давно – полсотни лет прошло.

Вспомнив об этих людях, пытаюсь хоть что-нибудь увидеть, кроме снега внизу… Только снег! Ни одного пятнышка. Снег, до блеска полированный солнцем, снег в матовых застругах, снежные горы. Тут никто не живет. Не залетает птица сюда. Даже невидимый глазу микроб не выживав в этих снегах. Оставь пищу – много лет не испортится. Вот доказательство. Достаю из сумки дорогой антарктический сувенир – галету из домика Скотта. Она полвека лежала в снегу с того лета, когда люди пешком достигли Южного полюса. Дощатый домик на берегу моря Росса занесен снегом. Лопатой мы откопали в снегу цинковый ящик, отогнули край. Четыре галеты, в дырочках, с двумя английскими буквами. В самолете галеты отмякли, пахнут хорошим пшеничным хлебом. Три бережно заворачиваю в целлофановый лист. Одну ломаю на четыре кусочка. Жуем… Хлеб как хлеб. И всё же – пятьдесят лет! Скотт с товарищами совсем немного не дошел до склада, где лежали припасы. Могила в этих снегах. Никто не может сказать, где именно.

<…>

Летим над Антарктидой. Минутами кажется: на всей земле нет ничего, кроме снега. Последняя темная точка, которую мы видели, покидая Мак-Мёрдо, была гора с черным крестом в память Скотта и его спутников.

Изменилась ли Антарктида с тех пор? Отступает ли человек после каждой такой трагедии? Нет. Мы сидим сейчас рядом с геологом Вячеславом Духаниным. Он всю дорогу молчал, перебирал карты и записи. Сейчас, кажется, все закончил. После разговора о Скотте достал фотографию сына.

– Хорош парень? В четвертом классе… В прошлом году привез ему камень из Антарктиды. Поволок в школу. Приходит в слезах. «Пятый „Г“, мальчишки… На куски покололи». «Тебе, – говорят, – отец еще привезет». «Ладно, – говорю, – Андрей, не реви, привезу камень». Вот лечу. Такое дело – камни искать…

Я поглядел на часы. В Ленинграде, наверно, идет третий урок. Пятый «Г»… Сорванцы, должно быть, «кололи камень школьным звонком». Сидят, конечно, на самой последней парте. В карманах всякая всячина и этот черный, с мелкими блестками камень. Поиграют и бросят.

А в это самое время в самолете, который уже четыре часа летит над снегами, отец Андрея Духанина рассказывает историю черного камня.

Семнадцатого марта 1963 года в 7 часов 32 минуты радист Мирного прижал руки к наушникам. «SOS! – пищала морзянка. – Ураган. Оба самолета разбиты. Лагерь полностью уничтожен. Ждем помощи. Следите нас в нулевые минуты. Будем пыта…» Радист лихорадочно крутил ручку. Звал: «Ричардсон, отвечайте, отвечайте… Ричардсон…»

Через пять минут Мирный был на ногах. К Земле Эндерби вылетел самолет. Лететь ему надо было две тысячи километров…

Земля Эндерби. Если бы поглядел на нее космонавт с высоты, он увидел бы белую землю и странные точки по белому. Лед на Земле Эндерби проткнули скалистые пики. Их зовут «нунатаки». Лед не много расскажет ученому об истории Антарктиды. А камни расскажут. Камни расскажут, чем богата теперь Антарктида. Уже несколько лет по Земле Эндерби ходят геологи. Основная база у них – на станции Молодежная. Но живут постоянно на озере Ричардсона. Они не нахвалятся озером. Кругом бури, а тут тишина. Антарктический ветер не пускает сюда горная цепь. Чистый лед. Солнце. На льду семь палаток: жилье, радиостанция, кухня. Шестнадцать человек живут на озере – восемь летчиков, радист, трое ученых и четыре геолога. Каждый день поднимаются два маленьких оранжевых самолета и увозят людей к нунатакам. На земле остается только радист. Он должен знать, где в эту минуту находится самолет. Самолет летит двести – триста километров. Аэросъемка, наблюдение местности. Потом геолог кладет руку на плечо летчику. Осторожно выбирается место. Самолет садится возле горы. Вечером оба самолета возвращаются к озеру. Бывают задержки из-за погоды. Даже ночевать оставались возле горушек – лежали в самолете в спальных мешках, а чуть погода – скорее домой, к Ричардсону. Был случай – сломали о камни лыжу. Пришлось на одну садиться.

Вечером все собираются вместе. Для геолога вечер – самое лучшее время. Руки согревает железная кружка с чаем. Сюда, в Антарктиду, кто-то привез гитару. Тихий разговор. В руках черный шершавый камень. Если его долго держать на ладони, камень становится теплым. Сколько уже рассказали эти шершавые камни! Отпечаток стеблей на угольной глыбе… Значит, не всегда были только снега, значит, шумели леса, пели птицы… Находят тут горный хрусталь, граниты, слюду. Возможна нефть.

Ночью 13 марта, перед тем как залезть в спальный мешок, летчик Александр Батынков показал на пингвинов.

– Почему они убегают?

Уснуть не успели. Задрожали палатки. И все кругом наполнилось странным шумом. В минуту скрылись луна и звезды. Ветер рвался на озеро сквозь щербину в горах. Минута – и уже нельзя стоять на ногах. Самолеты стали двигаться, как игрушки. Стена ветра навалилась на озеро. Вот крайнюю палатку рвануло и, как платок, унесло. Полетели фанера, ящики, покатились баллоны с газом; как монеты, катились по льду банки консервов. Вторую палатку смяло – согнулись опоры из алюминия. Скорее, скорее спасать самолеты! Один самолет закружился волчком – с «мясом» из хвоста вырвало лыжу. Ползком, втыкая отвертки в лед, добрались к самолетам. Чудом подняли в кабину бочки с бензином. Две бочки привязали под крыльями. Самолет присмирел, но жалобно стали скрипеть нижние крылья. Вот крылья обвисли – самолету уже не подняться. Кто-то стонет?! Штурман Игорь Гончаров упал от удара санями. Перелом ноги. Темно. Лежали, ухватившись за вбитые в лед отвертки и ледорубы…

Кончилось все так же быстро, как и началось. Появились луна и звезды. Озеро Ричардсона опять было самым спокойным местом в краю Эндерби. Валялись разбитые ящики, приборы, продукты. Стонал раненый летчик. Оглядели машины – один из самолетов мог полететь.

Улетели ученые, летчики и трое геологов. Радист Александров, четверо летчиков и геолог Вячеслав Духанин остались. Поздно вечером самолет вернулся и сел при свете ракет. Восемь человек стали думать, как поступить с лагерем.

Семнадцатого марта пингвины вновь побежали из лагеря. Опять в расщелине гор появился угрожающий свист. Единственный самолет… Скорее, как можно скорее его привязать! Концы троса заморожены в прорубях. За каждый крючок зацепились и даже поперек фюзеляжа кинули трос. Положили под него три спальных мешка…

А по льду, как хоккейные шайбы, мотаются бочки с бензином, ящик радиостанции. Летят листы войлока, фанера алюминиевые раскладушки…

Скорее в камни – укрыться от этих летающих, как торпеды, обломков лагеря. Сбились в кучу. На глазах самолеты превратились в обломки. Один, как птица, взмахивал крыльями. Вырвало шасси. Самолет повалился на брюхо. По фюзеляжу потекли темные пятна бензина.

Утро принесло свет, но ветер не утихал. Лагеря не было. Не было самолетов. Не было радио, пищи, огня, крыши. Восемь человек лежали в куче, схватившись за камни и за плечи друг друга… Наступал день, надо было думать о жизни.

Началась охота за обломками досок, за банками с рыбой, за войлоком, за гвоздями. Ползком, теряя находки, возвращались к камням. Нашли обломок ящика с десятком яиц. Как могли уцелеть? У большого валуна начали сбивать доски, фанеру. Получилось что-то вроде садового шалаша. Шалаш скрипел и был готов улететь. Тепла не было, но уже не до самых костей пронизывал ледяной ветер. Показалось, что ветер ослаб. Два смельчака, держа друг друга за руки, ползком двинулись к самолету. Нырнули в кабину. Движок… Рация… Можно ли запустить? Запустили. Надеждой загорелись лампочки рации. «SOS! Ураган. Оба самолета разбиты. Лагерь полностью уничтожен. Ждем помощи. Следите нас в нолевые минуты. Будем пыта…»

Шестеро за камнями видели: шквал урагана приподнял хвост, на секунду поставил самолет на поп? и через винт бросил на спину. В самолете были бочки с бензином и двое людей. Как можно скорей к самолету! С трудом приоткрыли дверь…

– Володя! Сашка!

Радист Александров поднялся. Механик Батынков, согнувшись, лежал в хвосте, придавленный бочкой. В самолете все вверх ногами. Все, что было привинчено к полу, повисло вверху: скамейки, печка, движок. Выбрались к люку, спустили на руках Батынкова. Поползли. Двести метров от самолета до скал… Механик стонал – помята грудная клетка, сломаны ребра, вывихнуто плечо…

Сплошная пелена свистящего снега. Вскрыли бортовой паек, захваченный из самолета. Ухитрились кофе сварить.

На озеро опустилась ревущая ночь.

Самолет из Мирного спешил на Землю Эндерби. Непогода и ночь заставили сесть на австралийскую станцию Моусон. Утром он вылетел.

Дизель-электроход «Обь», узнав о бедствии, изменил курс и повернул к Земле Эндерби.

Москва каждые десять минут запрашивала: «Антарктика, как люди? Где самолет?..»

Радисты Мирного не снимали наушников.

Озеро Ричардсона молчало. И вдруг радист опять приложил ладони к наушникам. «Живы!» И застучал: «К вам идет самолет. К вам идет самолет. Пытайтесь связаться. Пытайтесь связаться…»

На Ричардсоне радио заработало во втором разрушенном самолете. Он весь пропитался бензином. Боялись взрыва Долго махали фуфайками – разгоняли пары. Наконец запустили движок. Мирный сразу откликнулся. Потом услышали самолет. Сначала радио, потом моторы за облаками. Но сверху явно не видят лагерь. Мигом в кучу обрывки палаток, одежду. Облили бензином. Дым увидели, самолет пошел на посадку.

– Мешкать было нельзя – в горах опять засвистело. Перенесли в самолет раненых. Я подхватил сумку с картами, мешок с камнями. Ведь ради этих камней и сидели на Ричардсоне… И вот опять за камнями. – Вячеслав поглядел на фотографию сына. – Смешные мальчишки…

Запись опубликована в рубрике Публикации Родника, Славные имена. Добавьте в закладки постоянную ссылку.

2 комментария: Утрата: ушел из жизни В.М. Песков

  1. Прохожий говорит:

    Земля ему пухом! Все мои друзья и я сам скорбим, мы росли на его книгах и передачах.

  2. Неравнодушный говорит:

    Очень печальная новость… Соболезную родным и знакомым.